Багульника манящие цветы. 2 том - Валентина Болгова

Сел на траву, затаил дыхание – он мог уже разбирать слова.

Разговор был, а драки уже слышно не было.

Интересно, что там у них сейчас происходит?

Лёнька никогда не подглядывал и не подслушивал – знал, что это очень неприлично, но для пользы общества ему придётся отступить от правил приличия.

Подполз поближе к месту действия, раздвинул осторожно кусты и стал потихоньку подкрадываться к деду, который сидел на земле, вытянув ноги, на его ногах Лёнька увидел лежащего верзилу, того самого, который прибежал вступиться за Лёньку и его деда.

Он был ранен.

Степан гладил его голову и твердил:

– Не уходи, Ваня, не уходи.

Заметив большую кровавую рану на животе раненого, Лёнька вскрикнул, зажав рот ладошкой.

Знакомый деду верзила приподнял голову, увидел мальчика, улыбнулся и сказал:

– А ничего, твой пипетка, стоящий парень, ни разу не пикнул! И на тебя очень похож.

Значит, у тебя есть продолжение на этой земле. Я рад за тебя, друг!

Дед обернулся на Лёньку и глаза их встретились – у деда они плакали. Слёзы градом катились из его глаз, и он их даже не вытирал. Как маленький ребёнок, ища защиту у взрослого, дед проговорил жалким голосом:

– Лёнь, он умирает. Самый лучший друг мой и единственный, умирает, а я ничего не могу сделать. Он меня когда – то приютил и был для меня защитой и опорой в самую трудную минуту. Что делать, сынок?

Он снова повернулся к своему раненому другу, наклонился над ним, стал качать, как маленького.

На душе у Лёньки стало так тоскливо и горько, что ему тоже хотелось реветь. Взял себя в руки, подошёл к деду, произнёс:

– Я побегу в посёлок, скорую вызову. Ему срочно нужна помощь, дед! Я быстро бегаю – не успеешь глазом моргнуть, как помощь явится.

Раненый Иван, так звали дедова друга, поднял свою слабую руку, прошептал:

– Не надо. Эти минуты для меня самые счастливые – я умираю на руках у своего друга.

Немного помолчав, спросил:

– Стёпка, а вы всё же купили с женой корову? Ведь столько детишек у вас было. Как они, все уже выросли, переженились уже?

Он повернул голову и хорошей, тёплой улыбкой снова посмотрел на Лёньку.

Дед, продолжая качать на своих коленях друга, сквозь слёзы улыбнулся:

– Корову купили, и дети все выросли, да только всё это было без меня, Ваня, без меня. Совсем недавно встретил я своего Павлика.

Иван удивлённо посмотрел на Степана. Уловив немой вопрос в его глазах, проговорил:

– Да, друг, я совсем случайно встретил Пашу, которого моя баржа везла на БАМ. Я увидел сына, которого так и не суждено мне было вырасти. Зато вот теперь у меня есть замечательный внук, с которым мы обязательно подружимся. И не надо мне счастья большего. Вот только бы теперь увидеть мою Дусю. Хотя бы на минутку, прощения у неё попросить, что – бы легче было умереть.

Иван снова через силу повернул голову и уставился на Степана:

– Ты что – же, жену свою так и не увидел?

– После того, как я с твоей помощью сбежал в деревню, что – бы проститься с ней, вот с тех пор и не видел. Не пришлось, и об этом нужно долго рассказывать. Ты – то какими судьбами здесь, на этой сопке очутился? Зачем попал сюда, в бамовский посёлок?

Было видно, что силы покидают Ивана. Еле слышно поведал свою историю:

– Я тогда, в 53 освободился за примерное поведение, но видно судьбе угодно держать меня в неволе. На следующий день я снова угодил в застенки, откуда только что вышел. Стоял на остановке и радовался свободе, планы строил, да видимо физиономией не вышел, что – бы жить по – человечески. К девушке подошли какие – то подонки и стали приставать к ней. Она молоденькая, жалко мне её стало, я и заступился за неё. Ты же знаешь, как презираю я пошлость и несправедливость. Ту девушку я потом проводил до самого её дома. Завязалась у нас с ней дружба, перешла в любовь, и дело шло к свадьбе. Да только меня те трое парней как – то выследили, и произошла нешуточная драка. Сила – то у меня могучая – раскидал их по сторонам, кому – то из них зубы выбил. Короче говоря, сфабриковали мне статью. Я только потом узнал, что один из тех ублюдков – внук какого – то генерала в отставке. Куда мне с такими тягаться?

Помолчав немного, Ваня так же тихо продолжил:

– Пять лет влепили мне, а потом я уже периодически бегал то в зону, то из неё. Обозлился я на весь белый свет на несправедливость, на беззаконие и стал своими кулаками доказывать всему миру, что я тоже человек. Девушка та, после того, как на меня напали её обидчики, почти сразу же выскочила замуж, обо мне и думать забыла. Мне тогда было так плохо, что хотелось волком выть. Тебя всегда вспоминал – у тебя история тоже была не легче. Знаешь, после того, как ты замочил Лешего, ко мне стали забегать ребята, о тебе беспокоились, мне чего – нибудь приносили – кто чай, кто сигареты, кто деньги. Я из мастерской почти не выходил. Илья Захарович часто ко мне заходил и мы с ним говорили о тебе, о твоей дальнейшей судьбе. Не сложилась и у меня жизнь на этой земле. Чем я ей не угодил? А недавно мой сокамерник упросил меня бежать к его матери, которой уже почти восемьдесят лет. Сына своего совсем заждалась, да и он весь измаялся, не видел её давно. Он тоже не совсем ещё пропащий, только уж злой сильно от холода, от голода, от того, что боится, что кто – нибудь помешает ему дойти до своей матери. Старушка этого бедолаги живёт в глухой деревушки, в ста километрах отсюда. А мне что терять? Кто меня ждёт? Я и согласился идти. Половину пути мы уже прошли. Бредём трое суток. Сначала шли хорошо, да как еда закончилась, застряли здесь. Вы моего напарника не бойтесь – он слабый характером – крикни на него громко и куда только девается его прыть и смелость. От безысходности натворил дел и убежал, испугался. Без меня теперь пропадёт, вот ведь, дурень! Наделал делов и убежал, испугался. Он за мной ухаживал, как за маленьким, когда я простыл. Мы недавно рюкзаки здесь нашли с картошкой и спичками, обрадовались очень. Ели печёную картошку и вспоминали добрым словом того, кто те рюкзаки на дереве оставил. Я с жадности наглотался горячей картошки, а потом катался по земле целый день – ты же знаешь, что у меня желудок больной. Сегодня полегчало.

Иван притих, закрыл глаза, показалось, что он замолчал навсегда.

Лёнька напрягся, но глаза раннего Бучи снова открылись:

– Я услышал голос, подкрался, что – бы помочь своему напарнику, а тут и тебя узнал. По голосу узнал тебя. Сначала не поверил своим ушам, а потом и глазам. Я не ошибся – это был ты, и сердце моё заколотилось от большой радости. Как хорошо, что мы хотя бы вот так встретились. Я думал, что больше никогда тебя не увижу.

Он поднял к небу глаза, улыбнулся ему, и в его глазах застыло отражение верхушек вековых сосен.

Дед закрыл глаза Ивана, продолжая бережно его качать, и сидя с умершим другом, рассказал Лёньке всю свою историю жизни.

Не помнил Ваня мамкиных колыбельных песен – рано умерла она, и после его смерти некому рыдать над его могилкой. Только тихие скорбные слёзы его ученика по столярному делу не сладкой их тюремной жизни, да поскрипывание сосен на этой сопке стали прощальной песней ушедшего в мир иной, Вани, по прозвищу – Буча.

Степан, не оглядываясь на внука, проговорил печально:

– Лёнь, что нам делать? Ведь могилку нечем копать?

Приближались сумерки. Лёнька, сбитый с толку от всего случившегося, тихо, но решительно ответил:

– Дед, ты держись, я мигом. Лопату возьму – и назад – к тебе. Ты пока посиди со своим другом, попрощайся…

Мальчишка перелетал через кусты багульника, словно оленёнок. Подстёгнутый тем, что наступает вечер, а его дед там один, он торопился – падал и вновь вскакивал.

Ветки кустов больно хлестали по его лицу, но Лёнька не обращал на это внимание.

– Успеть, успеть бы до темноты выкопать могилу для Бучи. Друг бывает только один, и совсем неважно – сидел он в тюрьме или не сидел. —

Он понимал, что погибший Ваня был другом его деда, настоящим другом. Умер человек, значит надо его похоронить по – людски.

Лёнька, не помня себя, влетел в сарайчик, пристроенный жителями к бараку, схватил первую попавшую в руки лопату, прихватил ещё одну и уже собрался бежать назад, как что – вдруг вспомнил и пошёл к своей квартире. Прислушался – тишина. Он достал ключ из почтового ящика, открыл им двери и тенью проскочил в комнату родителей.

Трясущими руками открыл шкаф с постельным бельём, вытащил из стопки одну простынь.

Лёнька видел фильм, как умершего заматывали в белую простынь, что – бы потом похоронить его. Он не знал, какие страны прибегают к такой традиции, но Лёньке идея понравилась – не опускать же Ваню в грязной, окровавленной его одежде в могилку!

Вполне довольный своей находчивостью, Лёнька стремглав бросился назад, к сопке. Пару раз он на бегу оглянулся – убедился, что никем не замечен, снова побежал дальше.